Вы заметили, что выражение «погоня за удовольствиями» обычно употребляется в каком-то весьма неодобрительном смысле? Интересно – почему? И что тому причиной – слово «удовольствие», слово «погоня» или их сочетание?
Вроде бы против получения удовольствия обычно никто не возражает. Тогда что получается – эти удовольствия нужно получать, но понемногу? Например, одно за раз: ведь в случае «погони» слово «удовольствие» употребляется обычно именно во множественном числе.
Или удовольствие получать можно, но обязательно при этом закусывать лимончиком – чтобы никто не заметил, как много удовольствия я получила?
Или дело в том, какие именно удовольствия я получаю? Но ведь «погоня за удовольствиями» оказывается всегда не очень одобряемой – без уточнения, за какими именно.
При этом всем понятно, что любой ответ на вопрос «в чем смысл жизни?» в конце концов сведется к ответу «В получении удовольствия». Все вариации будут исключительно на тему, от чего именно это удовольствие каждый человек получает. В самом деле, кто ж будет спорить с тем, что Моцарт жил только ради получения удовольствия, которое для него было в музыке. Или вы думаете, что мать Тереза жила ради чего-то другого? Просто свое удовольствие она получала явно от чего-то другого, чем, скажем, Аршавин или Березовский.
Тогда, видимо, беда в том, что не все удовольствия достойны – с точки зрения некоего загадочного ОБЩЕСТВА – того, чтобы за ними гнаться. И в этом случае, ясное дело, возникает вопрос: а погоня за какими именно удовольствиями так не нравится обществу? Если мы с вами начнем пытаться это вычислить, боюсь, объем этого номера журнала вырастет раза этак в три… Тем более что любое самое что ни на есть предосудительное удовольствие в минимальном количестве вполне обществом приветствуется. Ну, например, сексуальные излишества в виде оргий никогда в чести не были, но получение сексуального удовольствия пару раз в неделю в супружеской постели – это же совсем другое дело… Даже вполне патологическое удовольствие от причинения боли другому вдруг становится вполне безобидной штукой, когда принимает форму детского аттракциона, где нужно колотить особой штукой неожиданно выпрыгивающих из своих норок каких-то неведомых зверушек.
Так что с допустимыми или – о ужас! – поощряемыми удовольствиями нам, похоже, вовек не разобраться. Тогда, может быть, дело в том, что за ними не следует именно ГНАТЬСЯ? Допустим, хотя придется разбираться с тем, чем отличается погоня за удовольствиями от стремления их получать.
А отличий этих, надо сказать немало. Начнем с того, что при погоне человек не слишком расположен смотреть себе под ноги и посему легко эти самые ноги может сломать. Иными словами, беда начинается тогда, когда человек стремится к удовольствиям с такой неистовой силой, что это становится уже опасным для его жизни или здоровья. Как известно, дедушка Крылов умер от избытка вкусовых удовольствий, а удовольствие ловить на себе восхищенные взгляды вообще далеко не всегда на пользу здоровью: возьмите хоть высоченные шпильки, хоть краску для волос, хоть голый животик в крещенские морозы…
Во-вторых, человек, который за чем-то или за кем-то гонится, явно не настроен смотреть еще и по сторонам. В результате очень многое – и нередко очень значимое – оказывается пропущенным или в лучшем случае недооцененным. Скажем, получать новые впечатления – удовольствие? Грех спорить, удовольствие. А если в погоне за этим удовольствием я отправляюсь в недельный вояж по десяти странам?
Идем дальше. На бегу довольно трудно обдумывать свои действия и уж тем более задаваться вопросом – а действительно ли мне так уж нужно то, за чем я гонюсь? Решено гнаться – будем гнаться, пока не догоним или пока сил хватит. И вот получал человек в двадцать лет удовольствие от обильного и разнообразного секса – и продолжает охотиться за тем же самым и в сорок. Весьма жалкое зрелище, знаете ли…
Так ведь и это еще не все! Дополнительная – но отнюдь не самая маленькая – сложность состоит в том, что на бег и уж тем более на погоню сил уходит в разы больше, чем на упорное, но спокойное и размеренное стремление к достижению удовольствия. Ну, если, конечно, вы - не Форрест Гамп, для которого бегать было, судя по всему, даже проще, чем ходить… И вот теперь представьте себе: вы не просто хотите отдохнуть в Куршавеле в самый что ни на есть крутой и светский сезон, а рветесь к этому несказанному удовольствию всей душой. Причем такая поездка включает в себя не только, собственно говоря, саму поездку, а еще и соответствующий гардероб, который сам по себе, как вы понимаете, стоит немалых денег. И вот чтобы сделать этот самый Куршавель для себя реальностью, вы целый год работаете на десяти работах без выходных и праздников. В результате вы приезжаете в светскую Мекку с единственным желанием – проспать весь запланированный отдых в номере… Это, конечно, художественное преувеличение, но ведь на самом деле погоня за многими удовольствиями кончается именно так: все силы были потрачены на саму погоню, на получение удовольствия их уже не осталось…
Еще один серьезный минус таких отношений с удовольствиями, которые предполагают именно ПОГОНЮ за ними. Легко понять, что на бегу крайне сложно устанавливать хоть какие-то отношения с себе подобными. И говорить сложно, и по́том пахнет, и общаться получается только с теми, кто тоже несется за этими самыми удовольствиями – да и как в такой ситуации вообще рассмотреть, кто бежит рядом?! Возвращаясь из метафорического мира в реальный, представим себе очень простое проявление всего вышесказанного: клубная жизнь с ее замысловатыми (или наоборот – незамысловатыми? Это уж кому как понравится…) удовольствиями нисколько не располагает к выстраиванию хоть сколько-нибудь глубоких отношений… Впрочем, равно, как и жизнь походная, и деловая. То есть отношения-то, конечно, выстраиваются, но только за пределами общения на почве получаемого конкретного удовольствия они мгновенно обращаются в ничто. Вас это устраивает?
И, наконец, последнее: гнаться можно всегда только за одним зайцем – то бишь за одним-единственным удовольствием. Но если у меня есть только одно удовольствие в жизни, - то в силу вступает закон адаптации: неизменный стимул перестает восприниматься. Проще говоря, если я знаю единственный способ наслаждаться, то довольно быстро острота удовольствия начинает снижаться, и мне приходится постоянно повышать его количество. А за каким-то пределом, сколько того же самого кайфа не добавляй – все равно оказывается мало, и он просто-напросто перестает быть кайфом. Так что главное жизненное удовольствие – широта ассортимента жизненных удовольствий…